Илья Маланин: "В детстве мы всегда думаем, что мир крутится вокруг нас"

В онлайн-кинотеатре Иви вышли все серии детективно-ироничной драмы «Теория больших денег» про гениального преподавателя статистики, который, узнав о болезни сына и продав квартиру, делает идеально просчитанную ставку на матч местной футбольной лиги, но… проигрывает, так как даже в точные расчеты жизнь в лице подпольных букмекеров может вносить свои коррективы. Главного героя «Теории больших денег» сыграл Илья Маланин. Мы поговорили с актером о противоречии физиков и лириков, пути к эмпатии и разделении актерской и режиссерской профессий, последней из которых артист сейчас посвящает гораздо больше времени.

Михаил Александрович Нефедов — математик, человек цифр. А вы гуманитарий или любитель точных наук?

С детства меня больше вело к точным наукам и лучше давались математика, алгебра, геометрия, экономика и подобные школьные предметы. С гуманитарными у меня в целом было хорошо, я все на «пять» сдавал, но не было к ним какой-то тяги и, наверное, большого интереса. Но по итогу я поступил в гуманитарный вуз, и все поменялось.

Как так получилось?

Наверное, когда ты уже выбираешь профессию, то начинаешь углубляться в то, что увеличивает твои скиллы и направления. Мои однокурсники, кстати, были больше подкованы в гуманитарных предметах, так что мне приходилось их догонять.

Вы остались довольны выбором профессии? Или, может быть, после «Теории больших денег» подумали, что лучше бы стали экономистом.

Или пошел в нефтянку, да! Мне вполне комфортно в своей профессии, тем более кино — большая индустрия, где можно по-разному себя раскрывать и необязательно быть только артистом. Я очень люблю кино, хотя работаю еще и в театре, правда, в последнее время реже, так как больше времени отдаю именно кино.

У Нефедова синдром Саванта, ваши режиссерские проекты — и «Ничего особенного», и находящийся сейчас в производстве «Ненормальный» – тоже рассказывают о людях «не таких, как все». Откуда такой интерес к теме?

На самом деле, это случайность. Действительно и в моих режиссерских работах, которые пока никто не видел, есть элемент, как модно сейчас говорить, инклюзии, но ни в одном из этих проектов именно упора на нее нет. Не было задачи выдать какие-то медицинские диагнозы и особенно заставить зрителей пожалеть человека — мол, посмотрите, какой он. В целом это просто какая-то особенность, которая, как и в «Теории больших денег», разворачивается в сторону суперсилы, как к этому, наверное, и следует относиться — то есть повернуть проблемы к себе и сделать из них плюсы. Нельзя говорить, что я плотно сижу на теме инклюзии, просто так получается, что проекты, с которыми я столкнулся за последние 2-3 года, отчасти ее затрагивают. И если проект интересен, то почему бы на эту тему и не поговорить. 

Актерски вам приходилось дорабатывать Нефедова в связи с его синдромом?

С такими диагнозами нет каких-то конкретных стилей поведения. Есть разные стадии, всё сильно зависит от самого человека, и у каждого синдром проявляется по-разному. Я с этим сталкивался и как режиссер, когда снимал ребят с синдромом Дауна — они все совершенно разные люди и по-разному ощущают себя в этом мире. У синдрома Саванта тоже есть разные стадии — он может быть почти незаметным для других людей, поэтому здесь нужно было тоже не спекулировать на теме, а сделать так, что да, у него есть особенности социализации, что сказывается на людях, которые его окружают, и он думает, что это его плюс, но, как расскажет сериал, приходит к несколько иному выводу. Мы делали упор, скорее, на том, как Нефедов взаимодействует с другими людьми, насколько он включается в разговор с собеседником, долго или нет смотрит в глаза, хотели нюансами намекнуть на его диагноз, а не играть в лоб какую-то болезнь.

Если говорить о взаимодействии с людьми, когда Нефедов пускается в аферу со ставками на спорт — это путь навстречу человечности или напротив бесчеловечности?

Он идет навстречу эмпатии, так как он до определенного времени максимально не понимает, что это такое, или даже не хочет понимать, считает бесполезным просто хорошее отношение к другому человеку и тем более совершение каких-то поступков из-за такого хорошего отношения. Но невозможно рассчитать свою траекторию, делая только то, что нужно тебе, не взирая на чувства людей вокруг.

Эмпатия идет ему в плюс или снижает его суперсилу, на ваш взгляд?

Мне хочется думать, что идет в плюс. И надеюсь, что и он сам приходит к такому же мнению. А суперсила от него не уйдет. То, что дал ему синдром Саванта, что он был сфокусирован только на себе и очень много занимался точными науками, математикой, статистикой, вряд ли от него куда-то уйдет. Следующий его этап — становление, когда он должен понять, что он уже взрослый мальчик, и он не один. В детстве мы всегда думаем, что мир крутится исключительно вокруг нас, а с возрастом понимаем, что это не так.

Когда вы читали сценарий, вам вообще симпатичным показался Михаил Нефедов или все-таки возникали к нему некоторые вопросы?

Они были постоянно, но я видел траекторию его пути, и мне нужно было разложить ее по пунктам, понять, как герой меняется из серии в серию, какой он в точке А и какой в финале. Я видел, что в нем меняется достаточно много и поэтому особых проблем при разработке героя не возникало. Почему мне он все равно был симпатичен, даже если поступал, как нам кажется, не всегда хорошо? У него просто холодный расчет – он не плохой и не хороший, он думает, что нужно сделать, куда пойти, что совершить, чтобы получить это. У него нет задачи обидеть кого-то или получить власть, так что он не может быть антигероем в принципе.

Насколько вам важно, когда вы работаете над тем или иным персонажем, думать об его детстве, юности, отрочестве, то есть как он вообще оказался в этой точке А? Или важнее рассмотреть именно текущую траекторию?

Понимание судьбы того же Нефедова до событий, с которых начинается сериал, было не нужно, нет там какой-то радикальной точки, его детство могло быть точно таким же, как у большинства зрителей. В этой истории интереснее рассмотреть его нынешний путь — как если бы я встретился на улице с Михаилом Нефедовым и прожил эти восемь серий с ним.

Вы, как Нефедов, могли бы пуститься в такую же авантюру со ставками на спорт?

Нет, ставки большого интереса у меня не вызывают, я в них смысла не вижу. Но и у Нефедова это же не вопрос азарта. Он воспринимает ставки как честное действие, которое можно рассчитать и при уровне IQ, которым он кичится, и соответственно математически точных расчетах, он получит деньги быстро и, что немаловажно, легально, так как спортивные ставки разрешены. Вопрос лишь в том, можно ли это все провернуть исключительно благодаря невероятным знаниям.

Получается, это не азарт, а в какой-то степени гордыня?

Согласен, да. Он же почему еще мало социализирован? Потому что в какой-то момент, как мне кажется, ему просто становилось скучно с людьми, и он не смог найти такого же человека, как он сам, с которым можно было бы что-то обсудить на одном уровне, поэтому ему хорошо только с собой. Хотя такой диалог двух Нефедовых, наверное, очень странно бы звучал для обычного человека.

Зато он нашел себе студентов, которых вовлек в авантюру, в исполнении Дани Киселева, Евгения Егорова, Софьи Шидловской, с которыми у вас не сказать, что большая разница в возрасте. Легко ли было превратиться для них в своего рода наставника?

Конечно, быстро время летит, и ты становишься 30-летним, а рядом с тобой работают 20-летние ребята. Нефедов — молодой профессор, он очень быстро окончил школу, университет, магистратуру, и явно не общался со сверстниками, поэтому студентов он, несмотря на свой возраст, воспринимает как еще малообразованных учеников. И, конечно, мне приходилось выстраивать дистанцию — и между собой самим и Нефедовым, и между Нефедовым и его экранными студентами. И у меня сложилось ощущение, хотя, может, я сам себя так настроил, плюс еще учил много текста, который бесконечно произношу в кадре, что дистанция и у меня с ребятами-актерами появилась. Я все-таки постарше их, у меня уже ребенок есть и какое-то другое понимание процесса, нежели у ребят, которые год-два назад выпустились из института. Дистанция небольшая, но она действительно была и помогала воплощать на экране отношения Нефедова со студентами. 

Ну вы же еще не как заслуженный артист с присказкой «Вот в наше время…» ведете себя на площадке?

Конечно, нет! Я в этом смысле суперпослушный артист, потому что я снимаю как режиссер и понимаю проблемы, когда артист начинает чувствовать себя заслуженным.

Когда вы начали работать как режиссер, это повлияло на ваше актерское существование в кадре?

Отчасти да. Теперь мне больше нужен контакт с режиссером, хотя раньше я мог по-своему что-то делать. В работе я достаточно покладистый артист, но хочу понимать, что делает режиссер. И как только я понимаю, какой дорогой он меня ведет, то я уже выдыхаю и мы работаем в тандеме. Актер же только часть фильма, очень важная и стоит впереди, является лицом проекта, но все-таки часть, которая работает над подготовкой к своей роли и непосредственно на съемочной площадке. Это некая вершина айсберга, которая видна, но всё, что под водой, — оно огромное, сложное, там работают сотни человек, и это трудно, но понимание этого дает мне другое существование как артиста. Не все артисты знают об этом, и не думаю, что должны знать, но в моем случае это так.

Вы сами не играете в своих режиссерских и продюсерских проектах. Это принципиальная позиция?

Сейчас да, пока я не вижу такой силы, чтобы я мог легко чувствовать себя в режиссерском кресле и отдавать себя чему-то еще.

Режиссура вас сейчас занимает больше, чем актерская профессия?

Мне нравится, что есть переключение, это дает мне возможность не слишком уставать. Сейчас у меня этап режиссуры, хотя это уже не новое и длится несколько лет, я чувствую, что еще учусь этой профессии, мне есть куда в ней расти. Как, кстати, и в актерской — тут тоже еще многое не сделано. Получается, что я давно уже не снимался — «Теория больших денег» как раз была последним актерским проектом, мы закончили ее в декабре, а потом я ушел снимать свой фильм. Но сейчас уже что-то начинает дергаться и думаю, не пойти ли опять посниматься в чужих проектах.

Отличаются ли критерии, по которым вы выбираете проекты, в которых работаете как актер или как режиссер?

Как актер я могу довериться, например, только сценарию, или пойти за режиссером. У меня больше диапазон выбора, я могу позволить себе больше рисковать. А как режиссеру мне хочется всё, что будет происходить до съемок, на площадке, на пост-продакшне, знать досконально, потому что ответственность за весь проект буду нести я. Как артист финальную ответственность за весь продукт, а не только за свою роль, я нести не могу, поэтому чаще и иду за создателями. Если режиссер, сценарист или продюсеры убедят меня, что получится хорошо, я им доверюсь.

Режиссеру важнее быть физиком или лириком?

Физиком.

А актеру?

Лириком.